В здании Третьяковки на Крымском Валу открылась выставка "Дмитрий Мочальский. Романтик соцреализма", приуроченная к столетию советского академика, самой знаменитой картиной которого стала курьезная "Они видели Сталина". Ничего более выдающегося, чем эта вещь, на ретроспективе не разглядела МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.

Чтобы попасть на выставку Дмитрия Мочальского (1908-1988), надо пройти через залы постоянной экспозиции искусства XX века — те, в которых висят самые мощные советские художники — Дейнека, Пименов, Самохвалов, Лабас. Соседство, прямо скажем, не слишком выигрышное, если не сказать убийственное. Хотя Дмитрий Мочальский и учился в 20-е годы во всяких правильных местах — и у Петрова-Водкина (на выставке есть ученический рисунок, поправленный автором "Купания красного коня"), и у Малевича, чьим супрематизмом переболел как насморком, да и Дейнеку уважал, но в результате по своему дарованию и темпераменту оказался не в авангарде советского искусства, а в том многочисленном обозе традиционных живописцев, которые больше оглядывались назад, на жанристов-передвижников XIX века.

Именно в лучших традициях умильных бытовых сценок исполнена и картина 1949 года "Возвращение с демонстрации (Они видели Сталина)" — стайка румяных шаловливых детишек как будто срисована с дореволюционной рождественской открытки, и только пионерские галстуки на тонких шейках да красные знамена напоминают, что речь идет не о елке, а о демонстрации. Не удивительно, что когда-то эта вещь в Третьяковке пользовалась таким успехом у народа, что вошла в поговорку, как решетниковская "Опять двойка" или пластовский "Фашист пролетел". Даже военные мотивы у Мочальского, побывавшего на фронтах Великой Отечественной, не лишены бытовой занимательности, плохо стыкующейся со стремлением следовать канону большого исторического полотна. Так, неуместный комический эффект вызывает картина "Зоя" (1947 год) с вышагивающей босиком по снегу партизанкой-героиней, написанная с очевидным подражанием "Боярыне Морозовой".

Свою тему Дмитрий Мочальский обрел уже в зрелом возрасте, отправившись в середине 1950-х в степи Казахстана вслед за покорителями целины. Именно к этому циклу работ относится, по-видимому, вынесенное в заголовок выставки определение "романтик соцреализма". Художник честно старался представить студенчески-общажную жизнь в палатках у костра или коммунально-семейную в свежепостроенных бараках в радужных красках робкого импрессионизма, но его бытописательское усердие портит идиллическую картину — то на первый план вылезет убогая брезентовая раскладушка, то корявость грубо сколоченного стола, оказавшегося главным героем сразу нескольких композиций. Но Мочальский все-таки первым вспахал художественную целину, на которой потом вырос и "суровый стиль", и "деревенщики". Многие звезды советской оттепели учились в Суриковском у Мочальского — и Николай Андронов, и Виктор Попков, и братья Ткачевы, и Владимир Стожаров. Он преподавал там пятьдесят лет — с 1937 года, тихо воюя, как следует из опубликованных в каталоге выставки выдержек из дневников, то с герасимовцами (""Бандитами легче руководить, чем художниками"",— сказал мне Александр Герасимов"), то, уже гораздо позже, с глазуновцами ("В искусстве блаженствуют пройдохи — Шилов, Глазунов, Налбандян"), пережил разнос Хрущева на выставке "30 лет МОСХа" в 1962 году — в качестве председателя МОСХа и умер в 1988 году прямо в деканате. Но по законам жанра в истории осталась даже не картина, а одно название — "Они видели Сталина".